БИОЛОГИЯ
С развитием физики на всем протяжении XVIII и XIX веков и, как мы ниже покажем, взаимодействуя с ней в ряде моментов, складывался обновленный взгляд на научное понимание живых существ. Корни этого взгляда уходят далеко вглубь классических времен, в естествознание Аристотеля и в физиологию Галена. После длительного перерыва, когда интерес к природе неенл чисто формальный и моральный характер, символом чего явились коллекции животных и трав, вновь возродился интерес к усиливающемуся натурализму в живописи позднего средневековья и эпохи Возрождения, которому чудеса и предвкушаемые богатства Нового Света придавали особую прелесть. В XVI и XVII веках анатомия и физиология, как мы уже видели, претерпели революционные преобразования, и первые микроскопы открыли «новый свет» иного рода — мир очень малого (258).
Однако к концу XIX века живой интерес пионеров XVII столетня к биологии, так же как и к физике, превратился, с одной стороны, в дилетантские забавы курьезами естественной истории и, с другой стороны, был поставлен на службу педантичной медицине, включавшей в себя также изучение ботаники и зоологии, в первую очередь как источника получения лекарств. Этот период дискурсивного наблюдения явился, однако, необходимым этапом в истории биологин — науки, несравненно более богатой деталями, чем физика и даже химия, а следовательно, и такой, которая требовала накопления, изучения и классификации огромного количества фактов, прежде чем можно было как - то осмыслить их, — задача, решение которой потребовало свыше 200 лет.
Главными побудительными мотивами, определившими направление биологических интересов, а вместе с ними и прогресса биохимии, на протяжении XVIII и XIX веков были, во - первых, проблемы географических исследований, предпринимавшихся главным образом в надежде на обнаружение и эксплуатацию новых продуктов природы; во - вторых, потребности пробуждавшейся медицины с ее упором на физиологию и анатомию; в - трстьих, требования и задачи аграрной революции, которая сопутствовала переходу от традиционного натурального хозяйства к товарному; и, наконец, потребности широко развернувшейся промышленности, в том числе текстильной, а также производства продуктов питания и напитков, в значительной степени зависевшего от наличия животных и растительных продуктов и по самим масштабам своей деятельности неспособного уже опираться на традицию. Все эти интересы сталкивались и переплетались друг с другом. Первые два побудительных мотива существовали на протяжении всего - рассматриваемого периода, хотя значение географических исследований постепенно упало, а значение медицины соответственно возросло. Научное сельское хозяйство зародилось только в конце XVIII века, а промышленная биология — только в середине XIX века.
По сравнению с проблемами, которыми занимались физика и химия, где, как мы видели, имелся строго определенный круг вопросов, поставленных развитием самой промышленности, исследования в области биологии носили несистематический и чуть ли не случайный характер. Поскольку здесь было меньше возможностей достижения прогресса с помощью процессов, имеющих практическую пользу, биология по необходимости была больше подвержена воздействию идейных течений, находившихся вне пределов науки, и в частности на протяжении всего периода — влиянию ожесточенной религиозной и антирелигиозной борьбы, которая, перевалив через великий водораздел Французской революции, в различных формах сотрясала как XVIII, так и XIX век.
Обоснование божественного управления, утерянного среди небесных сфер, верующие надеялись найти в одушевленном мире. Рационалисты, наоборот, надеялись изгнать дух из вселенной, доказав механическую деятельность вещества в явлениях жизни, и раз и навсегда ниспровергнуть все наивные мифы Ветхого завета о сотворении мира. Естествоиспытатели обоих направлений ревностно изучали природу, чтобы накопить побольше убедительных доказательств того, что, по их твердому убеждению, должно было быть единственно правильным взглядом. Религиозные предубеждения уже не могли помешать научным изысканиям, однако они смогли, по крайней мере до тех пор, пока не восторжествовал дарвинизм, задержать их самые очевидные выводы. Приходилось бороться за каждый дюйм пути к рациональному истолкованию мира живых существ, и единственным утешением служит то, что, быть может, именно по этой причине, хотя для окончательного утверждения такого истолкования и потребовалось больше времени, оно было лучше понято.
Именно в биологии, больше, чем в физике, хотя и меньше, чем в области общественных наук, люди принимали, часто одновременно, как конкурирующие друг с другом банальные глупости, так и чудесное. С одной стороны, все в природе, совершенно очевидно, является естественным — не нужно никакого объяснения причин того, что трава растет, а львы рычат. Это заложено в самой их природе; они всегда так поступали и всегда будут так поступать. Если, наоборот, опираясь на свидетельство ископаемых или традиционный миф о сотворении, признать, что мир, каким мы его знаем, был некогда иным, то в таком случае нам будет гораздо легче поверить, что он возник как бы по мановению волшебной палочки или самое большее был сотворен за семь дней, причем совершенно из ничего, чем пытаться шаг за шагом проследить его происхождение из чего - то нам незнакомого и даже не отличающегося сколько - нибудь радикально от того, что мы видим сегодня. Вплоть до 1859 года большинство практически и здраво мыслящих естествоиспытателей и геологов охотно готовы были, не испытывая при этом никакого интеллектуального неудобства, признать теорию всемирных катастроф, по сравнению с которыми всемирный потоп с Ноевым ковчегом показался бы совершенно незначительным инцидентом.
Во всяком случае, в силу самой своей сложности решающее обобщение биологии могло быть сделано только на основе самого широкого и интенсивного изучения живых существ, и это должно было стать в первую очередь задачей естествоиспытателей. В последующем мы сначала проследим развитие естественной истории и близкой ей науки — геологии до их кульминационного пункта в теории органической эволюции. При всей ее важности в истории человеческих идей эта великая теория была основана только лишь на внешней схожести и общем анатомическом строении живых и ископаемых организмов и имела лишь очень немного практических последствий. Другой подход, путем изучения внутренней конституции организмов, больших и малых, начатый с помощью микроскопа и продолженный методами химии, был значительно более тщательным. К концу XIX века он начал подавать надежды на возможность принесения практической пользы в излечении болезней и выращивании урожаев.