Интеллектуальная революция

Было бы, однако, совершенно неправильно считать движущие силы науки исключительно утилитарными. Наука по - прежнему обладала значител1~ной долей того политического и морального авторитета философии древнего мира, в который эпоха Возрождения внесла такой большой вклад. Натуральная философия, как ее называли, была достойной, даже благородной профессией, и, поддерживая ее, покровители умножали славу государства. Люди новой экспериментальной науки понимали, что именно они, а не схоластики были подлинными наследниками древних; и фактически единственными областями внешнего мира, где их методы применялись с успехом, были те, которые уже культивировались греками. Тем не менее, в то время как греческая математика являлась одним только характерным инструментом современного научного метода, все интеллектуальное движение науки в целом выросло из борьбы против философии Греции, хотя в средние века она и была приспособлена служить устаревшей феодальной системе. На своих ранних стадиях новая экспериментальная наука по необходимости носила критический, разрушительный характер; задачей ее на позднейших стадиях развития было обеспечить новую основу для философии, которая больше гармонировала бы с потребностями времени.
Разрыв никогда не был полным; власть религии — как внутренне ей присущая, так и та, которой облекло ее общество, — была все еще слишком сильна, чтобы позволить сколько - нибудь серьезное отклонение от общей схемы сотворения и спасения, которой придерживались в равной степени как католики, так и протестанты. Тем не менее в обращении со схемой божественного управления миром допускались большие вольности; у Декарта и Бэкона они были выражены совершенно явно, но проявлялись даже и в более осторожной, туманной философии Галилея и Ньютона. Именно эти вольности должны были составить основу для критики всего здания религии в следующем веке.
Парадокс научной революции состоял в том, что те, кто внес в нее наибольший вклад (в основном это научные новаторы от Коперника до Ньютона), были наиболее консервативны в своих религиозных и философских взглядах. И если они не были ортодоксальными, то лишь потому, что считали, что ортодоксальность сбилась с пути разума. Они принимали программу св. Фомы Аквинского, проповедующую примирение веры с разумом, но были вынуждены отвергнуть его выводы, поскольку теперь выяснилось, что система мира, с которой он согласовал свою веру, была явно абсурдной. Их собственные формы такого примирения должны были оказаться еще менее долговременными. Но пора господства теологии над наукой прошла. Теология могла еще извращать и задерживать прогресс науки, но не могла его остановить. По молчаливому соглашению религия была ограничена моральной и духовной сферой. В сфере же материального мира — хотели ли того или не хотели — окончательно свершилась научная революция.







Материалы

Яндекс.Метрика